Я вернулся в Израиль. В ожидании прибытия Норы я много размышлял, как я делаю при работе с каждым учеником или пациентом. У меня нет стереотипной техники, которую я в готовом виде применяю к каждому; это против принципов моей теории. Я ищу и, если возможно, нахожу, главное нарушение, которое можно заметить на каждой сессии и которое может быть уменьшено или частично убрано при работе с ним. Я ежедневно меняю положение и ситуацию с пациентом. Как вы могли догадаться из моих первоначальных обследований, я не повторяю механически манипуляции одного дня на следующий день, а медленно и прогрессивно прохожу через каждую функцию тела. Структура и функция тела связаны столь тесно, что нельзя их разделить или работать с одной, не затрагивая другую. В свете предыдущего опыта с Норой я разработал свою программу работы с ней в очень общих чертах. Я также подготовил себя к тому, чтобы изменять свои взгляды при последующих обследованиях пораженных функций, и что эти открытия будут направлять меня в моих оценках и моей ежедневной работе с данным случаем.
С самого начала я ожидал большие нарушения, чем те, которые обнаружил при предварительных обследованиях. Два пациента никогда не бывают поражены одинаково. Однако, достаточно необычно, когда пациент, по всей видимости, не сильно поражен телесно и выглядит нормальным умственно, и в то же время его чтение и письмо столь сильно пострадали. На основании затруднений Норы в нахождении пути ночью и столкновениях с мебелью, я предполагал, что некоторые другие фундаментальные функции также будут затронуты.
Когда Нору привели ко мне на осмотр, я начал тщательно искать, какие еще ее способности были нарушены. Она предпочитала говорить на немецком, ее родном языке, и хотя мой немецкий не очень хорош, я также говорил по-немецки. Когда я попросил ее лечь на кушетку на спину, она снова начала серию маневров, которые я наблюдал, когда осматривал ее у нее дома.
Во время работы с Норой я преподавал группе моих ассистентов. Каждый интересный случай, который мог дать им понимание моего метода, был полностью представлен перед ними; таким образом, лечение Норы, которое должно было продолжаться несколько месяцев, часто проходило в качестве семинара. Следует понять, что я никогда не обременяю клиента присутствием даже приезжего профессора без его на то согласия. На своих семинарах я работал с такими обучающимися, которые соглашались на присутствие наблюдателей и за это не платили за сеансы. Но даже с ними я также проводил сессии в частном порядке. Часто обучающийся, когда у него исчезает беспокойство и мышечное напряжение, спонтанно вспоминает и рассказывает нечто такое, что он никогда бы не произнес в присутствии других. Поэтому для меня стало правилом проводить несколько уроков наедине, даже если получено согласие на присутствие аудитории.
Мои ассистенты наблюдали, как Нора пыталась на ощупь лечь на спину, положить на кушетку одно колено, а затем другое, и так и не смогла этого сделать. Они считали, что она стеснялась и поэтому выглядела неуклюже, поскольку стеснение ухудшает способность отвечать на вербальные команды, а также потому что у нее не было проблем выполнять то же действие по собственной воле. В конце концов, после того как я снял ее туфли, мне пришлось помочь ей лечь на спину. В то время как я снимал ее туфли, я внезапно понял, что должен ясно показать своим ассистентам, что проблема не в стеснительности, а в болезни. Мои ассистенты, кажется, считали, что я слишком много теоретизирую.
Очень часто в конце каждой сессии я сам помогаю клиенту перейти из положения, в котором он находился все это время, в положение стоя. Например, я помогу клиенту со значительными деформациями скелета или травмами мышц встать и буду следить при этом, чтобы он оставался неподвижным и пассивным до тех пор, пока давление на его стопы не мобилизует рефлекторный акт стояния.
Одна из причин, почему я так делаю, состоит в том, что я стараюсь не допустить того, что изменение организации и перестройка мышечного тонуса, достигнутые во время сеанса, будут потеряны при первом усилии человека, когда он встает, а он может при этом встать только своим привычным способом. Если урок действительно прошел хорошо, он может даже почувствовать боль, выполняя свой привычный способ действия своим измененным телом. Также, я хочу чтобы клиент осознал зачастую поразительное различие в ощущениях в положении стоя. Так как эта разница создается шаг за шагом во время сеанса, ученик часто не замечает постепенных изменений. Накопленный результат воспринимается как удлинение тела, вертикальность положения, парящая легкость и тому подобное.
Теперь вы поймете, почему в конце сессии с Норой я помещаю одну руку так, чтобы мое предплечье находилось под ее шеей, а кисть под лопаткой, дальней от меня. Затем другой рукой я сгибаю ее колени, завожу предплечье над коленями и под них, так чтобы кисть оказалась ближе ко мне. В таком положении мне становится очень просто развернуть человека на его ягодицах. Конечно, когда верхняя часть тела и ноги находятся в воздухе, а тело согнуто, такой поворот ощущается как вращение колеса на его оси. Мои ассистенты-женщины могут поднять самых тяжелых клиентов в положение сидя с легкостью и не задерживая дыхания при этом.
Я попросил Нору надеть туфли и пододвинул их ближе к ее ногам. Не выдавая своего намерения, я поместил туфли так, чтобы пятками они были повернуты от ее ног. Она посмотрела на меня вопросительно, а затем попробовала просунуть ступни в туфли так, как они стояли на полу, и, конечно, ей этого не удалось. Она также не могла переставить туфли нужным образом, то есть поместить левую ногу в левую туфлю и правую ногу в правую туфлю. Она просто не могла найти, каким образом какая туфля одевалась на какую ногу. После того, как она пыталась нащупать правильный способ в течение пяти или шести минут, я помог ей надеть обувь. Так как ее беспокойство не вносило ничего конструктивного, я прекратил этот процесс, чтобы не смущать ее лишний раз перед ассистентами. Передо мной была солидная женщина с интеллигентными искорками в глазах, по всей видимости влиятельная и вместе с тем великодушная, и у нее не получалось надеть свои туфли.
Большинство людей, наблюдая за тем как Нора пыталась надеть обувь, были бы поражены тем количеством неправильных способов, которые она испробовала. Вам может быть тоже стоит попробовать различные невозможные способы, чтобы увидеть, как сложно просунуть ногу в туфлю чисто случайным образом. Ориентация в пространстве и во времени задает направление и делает возможной ловкость в том, чем мы занимаемся. Полезно ощутить ценность ориентации в соответствии с определенной целью по сравнению со случайно достигнутым успехом.
Позже я еще более полно понял степень нарушения телесного осознавания и ориентации у Норы. Ее родственники дома не осознавали всю степень тяжести ее травмы — и они сами, и те, кто за ней ухаживал, одевали ей туфли на ноги, так как Норе было тяжело сделать это самой (в конце концов, она была больна и ей требовалась помощь). В этот момент я обнаружил, что вся моя программа требовала пересмотра. Теперь я мог видеть, что даже усаживание на стул она не выполняла напрямую или именно так, как ей требовалось. Вместо этого она пыталась усесться на край, надеясь, что по мере приближения ее тело окажется на стуле.
Мой упор на детали того, как Нора выполняла ту или иную вещь, поможет вам понять, насколько замечательны и замысловаты наши нормальные способы функционирования. Насколько их красотой, полезностью, сложностью и простотой мы обязаны обучению. Интерес от чтения детективной истории заключается не в сюжете, который мы обычно забываем, а в нашем сознательном или бессознательном любопытстве относительно разгадки, кто в действительности совершил преступление и каким образом. Случай с Норой — подобная детективная история, которая не могла быть разгадана без деталей.
Так как я обучал студентов, я пытался дать понять своим ученикам необходимость оценки травмы: до какого возраста регрессировали исследуемые нами функции? Примерное определение возраста, до которого регрессировал клиент — важнейшая часть при планировании последующего восстановления. Развитие означает последовательность изменений. Эту естественную последовательность нельзя развернуть в обратном направлении или изменить. Мы не можем научить ребенка кататься на скейте до тех пор, пока он не научится ходить. Порядок предопределен и мы либо будем его соблюдать, либо потерпим неудачу. Мы настолько привыкли к различным явлениям, что последовательность их роста кажется нам естественной и мы не прекращаем считать, что это также и неизбежность. Мы знаем, что у Норы проблемы с ориентацией в пространстве. Но как можно помочь при таких нарушениях, начиная с чего и делая что?
В конце сессии, когда случился инцидент с туфлями, я сказал Норе, что теперь она может пойти домой. В комнате были три двери: одна была постоянно заперта бруском, видимым через стекло двери; другая вела в соседнюю комнату; через третью дверь мои клиенты заходили из коридора в зал. Третья дверь была с матовым стеклом, почти таким же большим, как и сама дверь, через стекло было видно свет из коридора. Тем не менее Нора направилась к двери, ведущей в соседнюю комнату, а не к двери, ведущей в коридор. Когда она обнаружила за дверью странную комнату, то попыталась найти верную дверь. Она стала прощупывать рукой влево, до тех пор пока не обнаружила ручку другой двери. Затем открыла ее левой рукой и ударилась головой о дверь.
В замешательстве она закрыла дверь, покраснела и воскликнула: «Я не могу!» Ей было явно стыдно за свое поведение. Как я уже сказал вам, она была интеллигентной женщиной, и ее речь не оставляла сомнений в ее умственных способностях. Проблема заключалась в ориентации в пространстве, неожиданно проявившаяся в распознавании правого и левого.
Ориентация в пространстве — это абстрактное понятие и с ним невозможно работать. Я не знаю, как улучшить функцию «ориентация в пространстве», но я знаю как помочь человеку различать его правую и левую сторону, как улучшить его ловкость и точность поворотов и, таким образом, когда он станет выполнять движения эффективно и точно, он, в действительности, улучшит свою ориентацию в пространстве.
Вы можете считать, что ориентация в пространстве — это столь же абстрактное понятие, что и осознавание тела. Осознавание тела является более конкретной концепцией, которая включает в себя кинестетическое ощущение тела, то есть ощущения движения. Пространственно-мышечно-временное ощущение включает в себя ориентацию и является важным вспомогательным механизмом для движения. Движение разумного и здорового тела служит выживанию. Тело человека и его Я — или его душа — неразделимы. И все же тело — материальная основа Я — это еще не все. Осознавание тела происходит при обучении. Нам необходимо научиться распознавать, что есть ощущение правого и левого, которое затем мы будем использовать. Осознавание тела у Норы изменило ей, и она регрессировала до более раннего состояния.
Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, почему двухлетний ребенок не может надеть обувь? Или в каком возрасте он должен быть способен сделать это? Имеет ли вообще возраст значение при этом, кроме того факта, что многие дети обладают в таком возрасте этим навыком, а те, кто младше — не могут этого сделать? Что в действительности происходило в предшествующие годы, что сделало возможным для человека в определенный момент одевать обувь без посторонней помощи? Для того, чтобы помочь кому-либо восстановить потерянную функцию, необходимо точно ответить на эти вопросы самым серьезным образом.
Жан Пиаже [швейцарский психолог — прим.пер.] добился мирового признания, определив среди прочего возраст, в котором мы делаем определенные вещи. В каком возрасте ребенок может подпрыгнуть на одной ноге несколько раз? В каком возрасте ребенок сможет оценить, что значит опоздать на 15 минут? Например, Пиаже наполнял стакан водой, переливал эту воду в длинную тонкую бутылку, затем наполнял тот же стакан и выливал воду в другую широкую и низкую бутылку. Он заметил, что до того, как дети научатся оценивать объем, они будут смотреть на длину или вытянутость сосуда и неизменно будут говорить, что воды больше в более длинной бутылке. Только позже они смогут сопоставить размер сосуда с объемом бутылок. Это означает, что до того момента, когда мы сможем различать форму и объем, должны произойти обучение и развитие, иначе форма будет восприниматься как разница в длине или размере.
Для живого существа движение означает перемещение в пространстве, внешнем по отношению к телу, а также огромное количество внутренней нервной и мышечной активности, предшествующей выполнению такого действия. Вы, возможно, знаете, что зоны локализации простых или примитивных движений в двигательной зоне коры головного мозга, соединенные вместе, образуют небольшую фигуру или человека, называемого гомункулусом. Эта маленькая фигура не совсем соответствует пропорциям человека. Размер ее отдельных частей зависит от важности функций, выполняемых той или иной частью тела. Зона, соответствующая большому пальцу, гораздо больше зоны бедра, так как большой палец участвует практически в любой операции, задействующей руки. Бедро же редко делает что-либо, кроме как двигает колено вперед, сгибает его и выпрямляет ногу. Зона, приходящаяся на губы и рот, очень велика, так как рот используется при откусывании, распробывании, жевании, произношении слов, смехе, свисте, пении и так далее. Таким образом, мы можем сказать, что размер зоны пропорционален навыкам, которые регулируются моторной областью коры головного мозга, а не размеру управляемой конечности или органа.
Знаете ли вы, что локализация функций, приобретенных в результате обучения, у правшей приходится только на левое полушарие? А функции, для которых требуется лишь небольшое обучение или обучение вообще не требуется (для которых достаточно простого развития и взросления) локализованы симметрично в обоих полушариях? Функции, для которых необходим длительный и сложный период обучения, локализуются у правшей только в левом полушарии. Помните, что «зона Брока», соответствующая речи, находится в левом полушарии мозга для праворуких людей и с правой стороны только у небольшого числа настоящих левшей.
Когда я сталкиваюсь с нарушением функции, я делаю специальное усилие, чтобы не думать словами. Я пытаюсь не думать логически, корректно составленными предложениями. Для меня стало привычкой представлять в воображении соответствующие структуры нервной системы, как будто я вижу их мысленным взором. Я представляю себе часть, которая создает поток жидкости. Часть пройденного жидкостью пути электрическая, затем поток становится химическим, затем снова электрическим. После многих трансформаций поток заканчивается сокращением мышцы, и действие мышц в конечном итоге приводит к какому-то видимому внешнему действию всего тела или его частей, которое в свою очередь влияет на окружающий мир либо трансформирует его. Иногда я застреваю в каком-либо месте, где я не могу представить себе модель потока и возможные препятствия на его пути. Тогда я задаюсь вопросом, проявляется ли препятствие как рассеивание, торможение, отклонение, потеря скорости, разрыв или как невозможность одной из трансформаций?
Я обнаружил, что такой способ воображения столь продуктивен, что я не могу без него обойтись. Он часто раскрывает, в какой области мои знания недостаточны, так что я точно понимаю, что мне нужно искать и в какой книге я скорее всего найду информацию по теме. Я формирую рабочую теорию и изменяю ее в свете новых наблюдений, которые необходимо учесть, чтобы сделать теорию соответствующей реальности. Данный способ мышления часто успешен в ситуациях, где специалисты, обладающие большими знаниями, чем я, не смогли найти решения. Никто не знает достаточно много для того, чтобы иметь возможность мыслить механически. Каждый свой случай работы с клиентом я начинаю, как будто это мой первый случай, и задаю себе больше вопросов, чем любой из моих ассистентов или критиков когда-либо задавал.
Сестра Норы присутствовала на той сессии, когда Нора не смогла найти выхода из комнаты. Ситуация могла бы выглядеть забавной, если бы не трагичность того, что только тогда она поняла, насколько серьезны проблемы ее сестры. В течение трех лет болезни Норы она считала, что ее сестру беспокоят только «эти проблемы с чтением и письмом», но что в остальном она оставалось нормальной. Сама Нора чувствовала себя очень глупо из-за своей неспособности сделать простые вещи и застенчиво улыбалась, как будто извиняясь за них. Она также чувствовала, что она была нормальной, за исключением проблем с письмом и чтением, и что она должна была суметь сделать то, что от нее ожидали.
Мне и моим ассистентам, присутствовавшим на сессии, было ясно, что в данном случае тренировка и упражнения — просто повторения желаемого действия множество раз — не имели шансов на успех. Требовалось лучшее и более глубокое понимание процесса обучения и возраста регрессии, если мы хотели, чтобы Нора восстановила потерянные функции.
Случай с дверями доказал мне, что осознавание тела у Норы было нарушено, и в тот момент я вспомнил открытие Брока о локализации речи в одном полушарии. Я постарался предположить, где могло быть расположено осознавание тела. Могли ли функции чтения и письма быть локализованы в обоих полушариях или же только в одном? И в последнем случае будут ли они аналогичны речи: расположены ли они в левом полушарии у правшей? Либо они будут расположены на стороне, противоположной той, где локализована речь? Мне была необходима рабочая теория, без которой у меня не было и намека на то, какие детали мне следует искать. Но как создать теорию?
Возьмите вопросы, которые я задавал о локализации функций чтения и письма, и попробуйте предложить на них ответы. Вы можете сказать для начала, что зона коры головного мозга, отвечающая за чтение, расположена Бог знает где, а зона письма может находиться где-то еще. Такая теория оставляет вас такими же беспомощными, как и раньше, и приводит к поискам кого-либо, кто знает где располагается зона, отвечающая за чтение. Когда вы узнаете, где она, вы сможете утверждать, что знаете, где она расположена. В начале своей работы я на самом деле проходил через подобные упражнения, и всегда проверял свои результаты на предмет того, приводили ли они к действиям. Если они не приводили к действиям, я отбрасывал исходное предположение или аксиому.
Вы можете попробовать с теорией эволюции, которая является хорошим способом самообмана для избегания упоминания Творца. Эволюция имеет дело только с законами, которые каким-то образом образовались, развились и привели к выживанию. Почему выживанию? Просто потому что без него ничто не выживет. Несмотря на легкость, с которой человек может высмеять любое словесное утверждение, эволюция — это хорошая теория для понимания исторического развития, однако недостаточная для его предсказания. Никто не может утверждать, что выживет сильнейший, а не слабейший, большая часть, а не меньшая — и никто не может знать цель или направление эволюции. По всей видимости она направлена в сторону увеличения сложности, при этом никогда не отсекая возможности отступления к ранее проверенной организации. Настоящая сложность в поиске рабочих теорий для действия в эволюции заключается в огромном периоде времени, который должен пройти до того, как вы сможете проверить даже малейшее предсказание. Вы никогда не можете сказать кто или что является наиболее приспособленным к выживанию до того, как выживание в действительности будет иметь место.
Рассматривая различные альтернативные подходы к построению теории, я случайно обнаружил одну действительно продуктивную идею. Я акцентирую свое мышление на функции, которую исследую: скажем, ходьба парализованной ноги. Я представляю в воображении всю функцию ходьбы, с точки зрения человека и с точки зрения вида в целом. Я ограничиваюсь только одной функцией. В ходе моей практики мне приходилось работать с самыми разными видами функциональных нарушений, и постепенно я узнал многое об эволюции нервной системы, сравнительной анатомии и других смежных дисциплинах. Теорию структур, кибернетику, теоретическую механику и так далее я, к счастью, знал после тридцати лет работы физиком. Я также многое почерпнул из своей двадцатилетней практики преподавания дзюдо, и таким образом, оказался в положении, когда смог представить, что мне дана задача сконструировать робота, который будет ходить как идеальный человек, и при этом я был уверен, что справлюсь с этой задачей. Но даже та незначительная часть конструкции, которую я мог мысленно представить, заставила меня пересмотреть фундаментальные основы — структуру и функцию, речь и мышление, осанку и действие — и прийти к выводам, противоречащим большей части из того, что я знал. Если бы мне не удалось прийти к конструктивным выводам, я бы считался, если не безумцем, то по крайней мере до какой-то степени ненормальным. Не раз я и сам думал так, и некоторые из моих бывших коллег-ученых избегали общения со мной в те годы, когда я отказывался от должности физика, управляющего исследовательскими проектами в той или иной стране, и постепенно, мучительно и с большим трудом, все больше занимался улучшением саморегуляции поведения человека.
Ограничивая свое внимание одной функцией, я визуализировал информацию, которую было необходимо собрать из окружающей среды и механизмы, которые могли ее обработать, затем структуру тела, заключающее в себе направление движения, и, в последнюю очередь, инструменты, которые могут реализовать намерение. Наконец, я рассматривал интеграцию данных, поступающих извне, с постоянным изменением положения структур тела.
Я пытался прояснить для себя понятие телесного осознавания. В личной истории каждого первый орган, который мы начинаем использовать, это рот, и именно им мы совершаем первый значимый контакт с внешним миром, в данном случае, сосками. Поэтому вполне вероятно, что рот также вовлечен в эмоции. Иначе почему моя любимая также является в английском «sweetheart» [другое значение — торт или пирог в форме сердца], honey [милая и одновременно мёд] или sugar [«моя дорогая», обычное значение — «сахар»]? Некоторые культуры используют ласковые выражения, заимствованные из следующей стадии развития — анальной — вместо оральных выражений. «Ma petite crotte» [«моя какашечка»] — для французов это ласковое обращение. Человек может представить себе или пронаблюдать в действительности, как младенцу помогают и он сам помогает себе осознавать свой нос, глаза и другие части себя. Попробуйте понять, какую роль играет изменение положения малыша для его ориентации. Лично я считаю, что ребенок, лежащий на руках матери при кормлении, не имеет другого опыта, кроме как изменения сенсорных ощущений. Но эти изменения чувств регистрируются его нервной системой, интегрируются и запоминаются, определяя его способность действовать в будущем. Они формируют его осознавание.
Другой очень важный шаг в осознавании — это различение правого и левого. Эту разницу сложно усвоить; многие взрослые остаются со слабым ее ощущением и используют различные уловки для запоминания, когда поворачиваются налево или направо. Капрал хрипнет, приказывая новобранцам повернуться направо, и обнаруживая, что больше, чем один, поворачивается вместо этого налево. Как правило, ошибка возникает не из-за невнимания или забывчивости; такое происходит слишком часто, чтобы быть простой оплошностью. Вы можете улыбнуться от того, что я уделяю такое внимание важности ошибок в ориентации и обвинить меня в том, что я строю теорию на хрупком фундаменте. Проверьте себя. Лягте на спину и поднимите руки над головой. Перестаньте читать. Возьмите и попробуйте.
Вы подняли руки над своей головой или вы направили их к потолку? В последнем случае ваши руки будут горизонтальны, когда вы будете стоять, а не над головой. Поэтому над головой или «выше вашей головы» имело различное значение для вас в каждой позиции головы и тела; эти слова означают одно в вертикальном и другое в горизонтальном положении. Но когда мы говорим о правом и левом, неважно, стоим мы или лежим. Правое — это правое, а левое — это левое, даже когда вы вверх ногами.
Это отличие чрезвычайно важно — это одно из первых настоящих отличий между осознаванием тела и его ориентацией. Хотя разница между горизонтальным и вертикальным положениями головы распознается в раннем возрасте, правое и левое сначала очень размыто. Только в детстве, после того как мы научимся ходить, нам рассказывают, что у нас есть правая и левая стороны, и еще позже, как поворачиваться налево и направо. Если вы водите машину, вспомните как тяжело сначала удерживать в голове инструкции по управлению автомобилем, если вам говорят повернуть направо… затем налево, и снова налево, и так далее.
Снова поднимите руки над головой, на этот раз сидя или стоя. Помните ли вы, что вы делали? Проверьте, изменилось ли ваше спонтанное действие. Подняли ли вы руки также, как сделали это движение когда лежали на полу? Хватило ли вам одного опыта для того, чтобы научиться?
Чтобы сделать понятным мой подход к переобучению Норы, прошу вас обратить внимание на то, что детей не учат писать до того момента, пока они не научатся ходить должным образом. Как бы вы стали учить однолетнего малыша написанию букв «b» и «d» или «m» и «w»? Ему будет нужно отличать правое от левого, верх от низа, а также различать другие, более тонкие положения относительно самого себя до того, когда он сможет научиться писать. Можете ли вы создать метод, при помощи которого пятилетнего ребенка можно научить тому, что ——— означает горизонтальную линию?
Чтобы писать, человек должен ощущать собственные точные движения и соотносить их со внешними объектами. Локализация зоны, отвечающей за письмо, органически связана с осознаванием тела и вполне возможно, что она не отличима от зоны осознавания тела; по крайней мере они должны быть расположены рядом. Ребенок делает штрихи на бумаге или другой поверхности цветным мелом или карандашом задолго до того, как он начинает читать. Только когда штрихи пишутся как знаки чего-то, мы можем считать это письмом. Я поразмышлял и пришел к выводу, зона, отвечающая за чтение, не может быть расположена далеко от зоны осознавания тела и письма.
Попробуйте представить положение гомункулуса на карте коры головного мозга и догадаться, где расположены зоны, отвечающие за чтение и письмо. Находится ли зона письма выше или ниже? А где вы расположите зону чтения, зная положение двух предыдущих? Если вы посмотрите в атласе строения мозга, то убедитесь сами, что зоны чтения и письма сгруппированы возле зоны осознавания тела.
Подсказка вам в помощь: когда учатся читать, обычно указательный палец используется для того, чтобы показывать место чтения. Священные книги всегда читались при помощи серебряной указки, удерживаемой так, чтобы указательным пальцем вести по строчке слово за словом. Таким образом, зона чтения, как вы увидите, расположена между зрительной зоной головного мозга и указательным пальцем. Попробуйте определить ее расположение более точно.
После споров с самим собой о том, где должна по логике располагаться соответствующая функция, я всегда проверяю свои выводы по работам заслуживающего доверия ученого, чтобы, если мои выводы неверны, я не только знал, что не прав, но также понимал, какой пробел в моих знаниях привел к неверным выводам. Я обнаружил, что практически невозможно забыть что-либо, изученное таким способом. Более того, то, что я изучил, не просто становится еще одним фактом, добавляемым в реестр мертвых знаний, а динамическим исправлением в процессе размышления. Это знание, которое напрямую и немедленно изменяет способ выполнения моих действий. Мое действие изменилось и стало более точным, более эффективным.